В одной далекой стране жил некогда портной. Он был хорошим мастером, из-под его иглы выходили прекрасные наряды: платья, сорочки, шаровары, плащи. Услугами портного пользовались все от мала до велика, от простой крестьянки до принцев крови. А надо заметить, было тому две причины: первая – портной действительно являлся признанным мастером красивой одежды, вторая же – так получилось, что был он в тех краях единственным портным.
Но имелась одна досадная неприятность. У того портного не было аршина, и ему нечем было снимать мерку с клиента. Да и клиентов набиралось столько, что видеться с каждым из них и каждую деталь вымерять и подгонять по размеру совершенно не было возможности и времени. Поэтому все одежды портной шил по своему собственному размеру. В результате на его худенькой супруге платье висело мешком, а на внушительной фигуре короля тех земель камзол не сходился на животе и трещал подмышками.
Король не раз и не два говорил портному: «Милейший! Раз ты единственный портной в моем королевстве и коли шьешь мое платье, ты вправе называться королевским портным. А раз так, то и мерку должен использовать мою!» Портной всякий раз с почтением выслушивал государя и всякий раз отвечал: «Ваше Величество, в ваших словах сокрыта глубина смысла. Я бы счастлив был шить платье единственно по Вашему размеру! Но разве я, ничтожный, вправе злоупотреблять Вашим временем, то и дело прося Ваше Величество примерить на себя одежду какого-нибудь простолюдина или солдата? А я у себя всегда под рукой и всегда могу выверить любой размер, не тревожа Ваше Величество, как не тревожу кого-либо из Ваших подданных, чтобы они могли больше времени посвятить служению на благо нашего государства». Король хоть и замечал некоторое несоответствие в речах портного, но не мог понять, в чем оно заключалось. И благосклонно кивал, ибо звучало все весьма благородно.
А портной продолжал мерить и стар, и млад, и бедного, и богатого, и упитанного, и тощего, и умного, и простака по своим стандартам. И искренне удивлялся, когда его мерка не подходила другим людям, ведь на нем-то любая обновка сидела великолепно! Привычка сия перешла с выкройки на все взгляды портного на мир. Телесно здоровым, но уставшим душой он говорил: «на вас пахать можно», больным всевозможными недугами неизменно предлагал снадобье, которое ему самому всегда помогало от зубной хвори, гостей он каждый раз угощал лишь теми кушаньями, которые любил сам, соля и перча блюда по своему разумению. Правда и здесь портному было непонятно, что еще нужно этому народу? Ведь его лично все прекрасно устраивало.
Конечно, это происходило и могло произойти лишь в той, далекой стране, даже название которой много веков назад стерлось из памяти людской. В наше время и наших краях такого горе-мастера окрестили бы Прокрустом и с позором изгнали бы вон.
Однако порой кажется, что потомки того иноземного портного тайными тропами все же проникают в наш мир. И из дырявых карманов красивых, сшитых по их мерке, одежд в нашу почву нет-нет да просыпаются и незаметно дают ростки семена, отравленные странным портным, у которого не было иного аршина и иного мерила, кроме самого себя.
Олег Панферов,
Россия, Москва
Родился в 1974 году, женат, воспитываю сына.
Писать стихи, сказки, фантастические и детективные рассказы начал во втором классе. В четвертом заслужил похвалу от преподавательницы русского языка и литературы, в пятом посылал четыре своих стихотворения в редакцию "Пионерской правды"
В 2005 выпустил первую книгу - фэнтезийный роман "Мир, в котором почти ничего не происходит". сайт автора:СКАЗОЧНИКИ.РУ
Прочитано 3368 раз. Голосов 1. Средняя оценка: 5
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Реальность - Андрей Скворцов Я специально не уточняю в самом начале кто именно "он", жил. Лес жил своей внутренней жизнью под кистью и в воображении мастера. И мастер жил каждой травинкой, и тёплым лучом своего мира. Их жизнь была в единстве и гармонии. Это просто была ЖИЗНЬ. Ни та, ни эта, просто жизнь в некой иной для нас реальности. Эта жизнь была за тонкой гранью воображения художника, и, пока он находился внутри, она была реальна и осязаема. Даже мы, читая описание леса, если имеем достаточно воображения и эмоциональности можем проникнуть на мгновение за эту грань.
История в своём завершении забывает об этой жизни. Её будто и не было. Она испарилась под взглядом оценщика картин и превратилась в работу. Мастер не мог возвратиться не к работе, - он не мог вернуть прежнее присутствие жизни. Смерть произвёл СУД. Мастер превратился в оценщика подобно тому, как жизнь и гармония с Богом были нарушены в Эдеме посредством суда. Адам и Ева действительно умерли в тот самый день, когда "открылись глаза их". Непослушание не было причиной грехопадения. Суд стал причиной непослушания.
И ещё одна грань того же. В этой истории описывается надмение. Надмение не как характеристика, а как глагол. Как выход из единства и гармонии, и постановка себя над и вне оцениваемого объекта. Надмение и суд есть сущность грехопадения!
